К.и.н. Гребцов В.М.*, к.полит.н.
Гребцов В.В.**
В настоящее время не подлежит
сомнению, что будущее мировое устройство во многом зависит от тех процессов,
которые сейчас происходят на Ближнем Востоке. Старая взаимосвязь
ближневосточных государств и государств «первого мира» безвозвратно нарушена,
приобретая постепенно черты зависимости развитых государств Европы и Америки от
Ближневосточного региона. Зависимость прослеживается по многим параметрам – энергетическому, демографическому и даже идеологическому,
ибо воинствующий ислам является на данный момент мощной идеологией экспансии, в
то время как европейцы и американцы в идеологическом плане по сути мало что могут ему противопоставить, поскольку идеология
общества потребления не слишком конкурентноспособна. Этим объясняется
актуальность исследования политической модификации Ближнего Востока, средоточия
многих ключевых проблем современности. Одной из них уже довольно длительное
время остается иракская, в пагубных попытках решить
которую США крайне обострили ситуацию в таком нестабильном регионе и
спровоцировали рост влияния экстремистских исламистских течений на народные
массы в мусульманских странах. Острые рецидивы арабо-израильского конфликта
сотрясают и Палестину, и Ливан. На Среднем Востоке идет война в Афганистане, в
которую под давлением США все больше втягиваются страны Европы. И это только
перечень наиболее острых конфликтов. Парадоксально, но в своем большинстве эти
взрывоопасные ситуации имеют своим истоком политику США. Целью данной работы
является анализ взаимосвязи между линией Вашингтона и трансформацией
политической карты региона Ближнего Востока.
Политика США в 2000-ые годы была
запоздалой рефлексией на террористические акты 11 сентября 2001 года. Отныне ее
определяющими факторами являлись: 1) осознание собственной уязвимости даже на
своей территории 2) отсюда – боязнь потерять статус единственной сверхдержавы
мира со всеми вытекающими последствиями 3) желание продемонстрировать свою
сверхсилу на страх своим врагам и, особенно, подчиненным союзникам 4) образ
врага теперь в бытовом сознании закрепился за регионом Ближнего Востока.
Следствием этого стал пересмотр своей стратегической линии в данном регионе,
когда значительное количество тамошних стран попало в пресловутую «ось зла», а
часть, даже с лояльными Вашингтону режимами, стала считаться им
симпатизирующими. При подборе кандидатов на роль «оси зла» доминировали
критерии прежних времен «холодной войны»: если страна ориентируется не на США,
значит она враг. Реальная степень вовлечения страны в сферу влияния
исламистских групп практически игнорировалась, ибо туда были зачислены без
веских на то оснований Ирак и Сирия, две самые секуляристские державы арабского
мира. Для обоснования этого американские политики высшего звена не
останавливались перед прямой фальсификацией фактов, публично заявляя о якобы полученных разведкой данных о связях местных
режимов с террористической организацией «Аль-Каида». Концепция «оси зла»
переродилась в более масштабную программу, одной из идейных вдохновителей
которой стала К. Райс, впоследствии государственный секретарь. Этот амбициозный проект получил название «Большой Ближний Восток»
(«Greater Middle East»). Суть
его заключалась в необходимости проведения любыми доступными Вашингтону
средствами демократизации политических процессов внутри ближневосточных
государств. По замыслу авторов, это должно было способствовать созданию искренне
преданных США политических режимов в мусульманском мире, что привело бы к
ликвидации исламистского влияния. США, таким образом, получали
бы еще один набор верных сателлитов и одновременно обезопасили бы себя
от идеологического наступления ислама и вооруженных вылазок исламских
экстремистов.
Однако по-настоящему проект «Большого Ближнего
Востока» поражал не своей грандиозностью, а полным непониманием американской
администрацией политических реалий в регионе. Наибольшей ошибкой стала
уверенность США в том, что честные выборы в мусульманских странах (разумеется,
с опорой на американские деньги и СМИ) приведут к власти проамериканские силы.
Однако изначально было очевидно, что на современном этапе исторического
развития свободные выборы в этих государствах поставят у руля радикальных
исламистов. Об этом свидетельствовал весь предыдущий опыт политической жизни
региона, в том числе выборы в Алжире, непризнание результатов которых (то есть
победы исламистов) привело к длительной и кровопролитной гражданской войне; в
Кувейте, где, несмотря на всяческие ограничения, исламисты стабильно собирали
большую часть голосов избирателей, и т.д.
Потенциальное влияние США на политические процессы в
регионе было крайне затруднено самой же американской политикой, которая, провозглашая
приоритет «общечеловеческих ценностей», позволяла самым антигуманным образом
вторгнуться на территорию двух суверенных стран, Афганистана и Ирака, и
оккупировать их в течение нескольких лет. После этих акций каждый, кто выражает
свои симпатии Америке в мусульманском мире, рискует подвергнуться остракизму со
стороны соотечественников, возмущенных разрушением американской военной машиной
единоверных государств.
Неудивительно, что попытки организовать
«демократические революции» в странах Востока почти повсюду потерпели провал. В
Египте, например, где американские обозреватели оценивали шансы на проведение
очередной «революции» как весьма вероятные, более честные (по настоянию США),
чем обычно, парламентские выборы 2005 года обеспечили резкое увеличение
присутствия радикальных «братьев-мусульман» в парламенте [1]. Влияние же сторонников США было минимальным. После
этого фиаско Вашингтон немедленно признал выборы в Египте демократическими,
несмотря на то, что многим тысячам сторонников исламистов так и не позволили
проголосовать. Однако США не могли мгновенно остановить начатое ими же движение
к прозрачности выборов на Ближнем Востоке, особенно там, где они ратовали за
создание первого подлинно демократического арабского государства – в
Палестинской автономии. В результате выборы в Палестине в январе 2006 г.
принесли убедительную победу «Хамас», что явилось новым серьезным потрясением
для правящих кругов США [2].
Последовательный рост влияния радикальных исламистских
групп и движений прослеживается и в «святая святых» американской политики на Ближнем Востоке –
монархиях Персидского залива. И это несмотря на то,
что часть из них (Кувейт, Бахрейн, Оман, Катар) находятся фактически под
контролем американских войск. В этих державах и, особенно, в Саудовской Аравии
возросло количество терактов против выходцев из западных стран [3].
Оказались бесплодными попытки психологического
воздействия на недружественные США государства. Ни Иран, ни Сирия, ни Ливия не
пошли на принципиальные уступки. Попытка устроить в Иране студенческие волнения
закончилась молниеносной неудачей, а на последующих президентских выборах,
весьма, кстати, прозрачных по меркам мусульманского Востока, иранцы решительным
большинством поддержали наиболее антиамерикански настроенных кандидатов, из
которых президентом стал самый радикальный.
Единственной страной Ближнего Востока, где политика
США увенчалась временным успехом (до июля 2006 г.), стал Ливан. Здесь главную
роль сыграло недовольство ливанцев длительным пребыванием в стране сирийской
армии, а поводом стало загадочное убийство Р. Харири. Однако не менее
трети ливанцев (преимущественно шииты) являются горячими приверженцами
просирийской политики. Учитывая этот фактор, принимая во внимание нагнетание
военной напряженности вокруг сирийской проблемы администрацией К. Райс, а
также израильское вторжение в Ливан летом 2006 г., говорить об окончательном
урегулировании ливанского вопроса представляется явно преждевременным.
Но наибольшим просчетом США стала уверенность в возможности насадить демократию атлантического образца в государствах Ближнего Востока военной силой. Операции в Афганистане и Ираке безвозвратно поглотили миф об абсолютном военном превосходстве американских вооруженных сил. Потеря всего лишь за пару лет армией США своего авторитета автоматически подрывает и авторитет самой администрации. Интервенция не ослабила, а усилила позиции мусульманских радикалов, не приведя к устранению террористической угрозы, что показывает череда взрывов и в странах Востока, и в Европе, например, Мадриде и Лондоне. Интервенция не привела к созданию новых сколько-нибудь стабильных политических режимов с проамериканской ориентацией на Ближнем и Среднем Востоке и даже добавила хлопот преимущественно ориентирующимся на США режимам в Пакистане, Иордании и монархиях Персидского залива.
Реальным же сомнительным «достижением» проекта «Большого Ближнего Востока» стал тяжелейший удар по устоявшейся системе межгосударственных отношений в данном регионе, который фактически дезавуировал в применении к нему понятие «баланс сил». Естественная политическая игра локальных акторов в своем регионе нарушена, подорван и естественный процесс формирования местных полюсов силы, без чего нормальная политическая конфигурация любого региона крайне затруднена. Катастрофа на восточном направлении американской политики еще не наступила, но если события на фронтах Ирака и Афганистана (даже если агрессия не распространится на Сирию и Иран) будут разворачиваться по нынешнему сценарию, ее перспектива весьма вероятна. Примечательно, что в этом смысле присутствие войск США в мусульманских странах, ставшее катализатором данного процесса, в настоящее время объективно оттягивает момент драматической развязки, однако не только не предотвращает его, но и, скорее всего, усугубляет последствия.
Литература:
1. The Washington Post. – 2005. – December 16.
2. The New York Times. – 2006. – January 21.
3. Аль-хайят. – 2004. – 1 ноября; Аш-шарк аль-аусат. – 2005. – 20 марта.